Уважаемые читатели, по поручению моего друга Галыма Абильсиитова, дружбой с которым горжусь, имею честь представить вам совсем свежее его эссе «Время и История».
Прочитать о Галыме можно в Википедии. Добавлю, что он родился и жил на маленьком ж/д разъезде под Акмолой, учился в школе-интернате в Целинограде, сам поступил в МГУ, был сначала комиссаром, а потом руководителем Всесоюзного студенческого отряда как раз в годы становления движения. Ему, студенту, Леонид Брежнев прикалывал орден к груди.
А еще чтобы лучше понять, как физик-технарь, доктор физмат наук, замдиректора института Атомной энергии, затем создатель и гендиректор Лазерного центра СЭВ в Шатуре, лауреат закрытой премии Совмина СССР по лазерному оружию, оказался в Казахстане и что было дальше, вот вам кое-какие фрагменты из книги «Фрагменты истории власти и оппозиции, нанизанные на собственную жизнь». Книге уже пять лет, а Галыму в этом году будет 85, творческих ему успехов!
***
С Галымом я познакомился сначала вербально – по правительству прошел слух, что президент Назарбаев в Москве откопал элитного казаха, настоящего ученого из ВПК, и уговорил его поработать на Казахстан. Позднее появился и сам Абильсиитов, под него организовали Министерство науки и новых технологий, затем параллельно назначили вице-премьером, стали встречаться на заседаниях Кабмина. Тогда запомнилась не местная такая грамотность и обстоятельность его речи, но не более того.
А когда Терещенко поменяли на Кажегельдина, Абильсиитов в новый состав не вошел, еще и не начатое знакомство прервалось. Позднее Галым рассказывал, что, довольно быстро поняв суть происходящего, он сам стал проситься у президента из правительства, но тот его не отпускал, подвел под общую отставку.
То был розово-романтический период оппозиции, у нас не было ни денег, ни газет, ни оргресурсов, все было на одном энтузиазме, но было здорово. Мы, конечно, были не дети, и наивной веры в скорый крах режима не испытывали, однако уверенность, что у нас получится – была. И вокруг, знаете ли, тоже была такая надежда-уверенность, было много энтузиазма и ожиданий лучшего. Нас везде ждали, хорошо встречали, видно было, что люди на нас надеются, будто бы один наш приезд способен что-то принести с собой. И что-то такое мы, действительно, приносили людям, но еще больше увозили из поездок для себя.
С позиций нынешней опостылевшей безнадежности об этом вспоминается, действительно, как о счастливом детстве.
У Абильсиитова был двухдверный джип «Мицубиси». Серикболсын Абдильдин, которого мы куда-то подвозили, сказал: «Галеке, на твоей машине хорошо невесту воровать – назад посадишь, никуда не убежит».
Галым сам правил, руль никому не давал. Один только раз дал порулить – возвращались из Караганды в Алматы, оставалось километров двести, а время уже под утро — да и то, немного вздремнув, отобрал назад.
Отгоняя сон, рассказывал что-нибудь из прошлой жизни – благо, было что. Например, как с президентом Академии наук по важному делу встречались с Лигачевым, и как после серьезного разговора Александров достал из широких штанин припасенную бутылку. И Егор Кузьмич, главный в антиалкогольной кампании, не смог отказать главному академику. Или как академик Бункин настолько прижился в Приозерске, что никакой курорт, кроме Балхаша, не признавал.
Или как создавали лазерное оружие. Что-то получалось, Галым с товарищами получил даже закрытую Госпремию Совмина СССР, но в атмосфере лазерный луч все-таки слишком рассеивался, в боевую практику так и не пошло.
Мурату хорошо – он мирно спит сзади, а тут приходится рассказчику внимать, со всякими восклицаниями, будить его и себя. Все равно – интересно.
Когда мы куда-то приезжали, так представлялись: «Вот, все вы знаете Мурата Ауэзова, он – заместитель председателя движения «Азамат», я – Петр Своик – тоже заместитель. А это Галым Абильсиитович, он – водитель «Азамата».
Мы были очень разные, но как-то всё хорошо складывалось. Поездки получались длинные и интересные, на перегонах тоже время не теряли, – разговаривали. Выезжаем, скажем, в Караганду, Галым начинает планировать: «Дистанция тысяча сто километров, кусок крупный, тему предлагаю соответствующую – Китай. Мурат Мухтарович, тебе выделяются первые триста километров, давай нам вводную по истории и современному положению. Потом Петр Владимирович, он меньше чем в полтысячи километров все равно не уложится, мы знаем. А мне последние километров двести – на подведение итогов и выводы». И, действительно, полезно-содержательные устраивали разборы, с проекциями-выводами на Казахстан и все наши дела.
А посередине дискуссии останавливаемся на обед – либо в заранее запланированном пункте, а то и просто свернув с дороги – в чистом поле. Вкусные были путешествия.
Горняки Кентау пошли маршем на Шымкент, их остановили на канале перед Туркестаном, они легли лагерем, обратились к нам за поддержкой. Мы срочно выехали, под утро добрались, через мост ОМОН нас пропустил, люди встретили с радостью, мы подключились к переговорам, провели с ними пару дней, как-то ситуация поуспокоилась.
Галым тогда переживал за свой казахский, да и Мурат (поначалу) чуть-чуть тоже. Но народ слушал очень внимательно и – одобрительно.
Был еще марш-бросок на Жанатас – положение в городе было ужасное, люди объявили голодовку, тоже нас позвали. Дело было зимой, смеркалось, перед Каратау на посту ГАИ нас остановили, инспектор взял права, тянул время, тогда Галым сказал: «На обратном пути сам отдашь», и мы поехали. Проезжаем кольцо, там еще один гаишник категорически нас не пускает, говорит – буран надвигается. Мы говорим – под нашу ответственность, рвем дальше, а буран, действительно, надвинулся. Асфальт где-то зеркально вылизан ветром, но все чаще и выше дорогу перерезают снежные переметы, джип их пробивает с разгона, но все труднее. Бензина мало, и как-то конкретно понимается, что назад нам уже не вернуться, а пробьемся ли вперед – большой вопрос.
Однако пробились, въезжаем в город, он пустой и темный, во дворе нескольких многоэтажек две юрты, в них голодающие при свечах, вокруг – много народа. Середина ночи, но нас ждут, что-то такое мы говорим, потом, уже утром и на следующий день, еще встречи, разговоры с жителями, активистами, митинг среди промерзших домов. И, вроде, уже не так стыло…
На обратном пути, кстати, гаишник ждал с правами – вернул со всем почтением.
В мае 97-го правительство неосторожно подняло коммунальные тарифы – почти в два раза. Мадел Исмаилов призвал выйти на Старую площадь, но сработало не это, а новые платежки – как раз накануне весь город их получил, и люди возмутились. Неожиданно для всех собралось тысяч семь-восемь, и народ все пребывал. Мадел не растерялся, начал выступать, а потом вдруг призвал перейти к акимату. Толпа, временно запрудив проспект Аблайхана, перетекла вниз, охватила кольцом тогдашний горакимат, люди скандировали: «Воры! Воры!». На крыльцо вышел сначала прокурор, потом сам Кулмаханов, растерянный, и они вдвоем с Маделом, в один мегафон, по очереди взывали к собравшимся, каждый – свое.
Ту встряску власти не забыли, тарифы с тех пор поднимают постепенно, Мадела же сразу арестовали, по уголовным статьям – беспорядки и сопротивление власти – светил конкретный срок. Галым предложил – нам троим выступить общественными защитниками, и — получилось. Сначала мы добились освобождения Мадела под залог (1200 долларов, которые внес Абильсиитов), а потом и условного приговора. Удачный исход отпраздновали вместе с лидерами «Рабочего движения», нас это сблизило, был подъем от хорошо исполненного хорошего дела.
Мадела все-таки посадили, через год, уже по делу об оскорблении президента. Это совсем другая история, я его защищал, но срок ему дали, ведь, факт, если уж честно, был налицо.
А вот второй наш дебют в качестве общественных защитников также оказался успешным. В Таразе был суд над жанатасцами, перекрывшими железную дорогу, и в чем власти не ошиблись, так это в выявлении зачинщиков – все пять арестованных оказались действительно крепкими ребятами, лидерами. На суде они сидели в наручниках, конвой с автоматами, а приговор вышел условным, их освободили прямо в зале, и народ, вместе с нами, на руках вынес их на улицу. Тоже был всплеск энтузиазма.
Суд был долгим, почти все на казахском, мы жили прямо с группой поддержки, они нас поили-кормили, охраняли, мы чувствовали свою необходимость и значимость.
Когда Мурат пошел работать к Нуркадилову, мы с Галымом были где-то в поездке, сами узнали из газет. Возвращаемся, садимся у него дома, Галым начинает выговаривать, а обычно тихий Мурат тоже начинает заводиться. Тогда Галым говорит: «Стоп, Мурат Мухтарович! Я вижу, ты готов с нами поссориться, и через обиду получить оправдание своему поступку. Так вот, имей в виду, что такой возможности мы тебе не дадим. Нравится нам твоя новая должность или нет, но теперь это наше совместное решение, давай вместе думать, что в этом хорошего, и что будем говорить людям». Стали вместе думать – появились аргументы, провели втроем пресс-конференцию – прямо в акимате, Нуркадилов разрешил. Говорили убедительно, убедили, себя, во всяком случае.
Однажды в дороге водитель «Азамата», среди прочего, рассказал, как после окончания МГУ, сведя знакомство как с командиром Всесоюзного ССО, его звал к себе первым секретарем комсомола тогдашний секретарь Целиноградского обкома Николай Кручина (тот самый, который будучи управделами ЦК КПСС, после ГКЧП выбросился с балкона своей квартиры). Но он выбрал физическую линию, пошел в Институт атомной энергии к академику Велихову, был его замом. Иначе, добавлял с усмешкой, еще не известно, кто бы сейчас у вас был президентом.
Галым, родившийся на разъезде под Акмолой, учившийся в интернате, а потом поступивший в МГУ и превратившийся в московского ученого и организатора, самый молодой директор академического института в системе АН СССР и единственный казах к тому же, генеральный директор МНТК «Лазерные технологии», потолкавшись с нами в оппозиции, очень скоро заговорил, что дело не столько в режиме, сколько в самих… казахах. С которыми он со всей своей физико-математической основательностью в течение последних лет пяти-семи. Я, во всяком случае, с удовольствием и интересом выслушивал его лекции – откуда какая часть будущего казахского народа появилась, как было до Чингисхана, при нем и после, откуда само слово «казах» и откуда жузы.
Впрочем, на этот счет отошлю к его собственным публикациям, их легко найти. А фрагмент первый из фундаментального труда Галыма Абильсиитова «Время и история» будет опубликован на сайте «Евразия24» уже завтра.
Мне же осталось добавить, что Галым Абильсиитович на две недели старше Нурсултана Абишевича: восемьдесят пять лет ему исполнится 23 июня этого года.
